Культурный инфантилизм
Незрелость объединилась (в качестве культурного консенсуса) со все растущим количеством социальных философов, которые предупреждают о резком росте “психологической неотении”, также известной как “культурная инфантилизация”. Влиятельная статья Брюса Чарльтона “The rise of the boy-genius” (2006) из журнала Medical Hypothesis описала культурную эволюцию характера, главные черты которого - задержка когнитивной зрелости, эмоциональная и духовная недалекость и недостаточная “глубина характера”, которая проявляется как “подобная детской гибкость установок, моделей поведения и знаний”. Подобные “незавершенные характеры”, возможно, лучше адаптируются в текучей культуре непостоянной верности, сокращенного диапазона внимания и компульсивного стремления к новому, но при этом они заставляют общество взаимодействовать с сырыми, ограниченными чертами юности, которые мешают суждениям на более высоком уровне, подрывают способность принимать решение и достигают своей кульминации в “культуре безответственности”.
В книге 2017 года The Public in Peril Анри Жиру пишет о культурном инфантилизме повседневной жизни, который провоцирует взрослых взять на себя роль бездумных детей, одновременно подрывая воображение молодежи и уничтожая ее традиционную роль как “хранилища мечт общества”. В создавшемся инфантилизированном обществе, пишет он, “бездумность заняла привилегированное, если не самое почетное место в политическом ландшафте и аппарате массовой культуры”. Результатом стала социальная система, слишком сосредоточенная на “этичном невежестве”, и публичная сфера, которая не осознает ценности “просвещенного, демократического политического тела”.
Примерно так же выражается социолог Кристофер Суэйдер в книге The Capitalist Personality (2013), где говорит о превалировании рудиментарного культурного характера, главные черты которого - эксплуатационный эгоизм, корыстные амбиции и сосредоточенность на прибыли; именно этот характер стал психосоциальным источником потребительского капитализма. Несмотря на то, что его мучают смертоносные долгосрочные последствия, “капиталистический характер” - это предсказуемый результат системы, функционально зависимой от низкого уровня этической убежденности, личностного роста и духовного пробуждения.
Вина утратила свою силу
Из всех способов, которым мы можем накликать на себя самоуничтожение, климатический кризис громче всех кричит о потребности в ответственных гражданах и лидерах. Это самый величайший моральный, этический и психосоциальный вызов, когда-либо стоявший перед нашим биологическим видом. Но культурные условия, которые поддерживают коллективную ответственность, широту взглядов и развитие сознательности, разрушаются. Чувство вины утратило почти всю свою прежнюю силу убеждения и сдерживания. Личностное развитие как социализационный путь к этической решительности и гражданскому участию практически исчезло. Нарциссизм, а также число диагностируемых нарциссических расстройств личности в последние несколько десятилетий выросли настолько, что многие всерьез считают нарциссический характер нормальным результатам современных социокультурных условий. То же можно сказать и о социопатическом характере.
Ученые, например, команда из Центра изучения добросовестности Эссекского университета, отмечают углубление кризиса, при котором люди все чаще готовы поддержать поведение, как свое, так и своих лидеров и учреждений, которое в прошлом было бы сочтено нечестным, аморальным, несправедливым и антисоциальным. Социопатический характер стал неотъемлемой частью механизма современного потребительского капитализма. Но, как отмечает социолог Чарльз Дербер, автор книги Sociopathic Society (2013), “Изменения климата - это симптом социопатического характера нашей капиталистической модели”.
Адиафора
Эмпатия - это краеугольный камень цивилизации и черта человеческого интеллекта, от которой зависят все хорошо функционирующие общества. Но данные показывают, что она постепенно уходит из глобального “общественного характера”. Используя данные из более чем 127 стран и 100 000 докладов,
State of the Heart Report (2016) продемонстрировал, что эмпатия - это один из самых быстро уходящих компонентов общественного “эмоционального интеллекта” (EQ). По мнению социолога Зигмунта Баумана, психосоциальные механизмы потребительского капитализма делают подобное моральное разобщение неизбежным. В книге
Moral Blindness (2013) он использует древний термин стоиков, “адиафора” (означающий “безразличные”), для описания консенсуса безразличия, который позволяет потребительскому капитализму исполнять свое оперативное обещание постоянно растущего “креативного разрушения”. В результате, по его словам, “мы рискуем потерять чувствительность к бедам других”, а это относится и к нашему общественно-санкционированному безразличию к будущим поколениям и благополучию нашей планеты.
Климат апатии
Разрушение природы - это негласное допущение современной капиталистической системы. Термин “апокалиптическая усталость” присоединился к похожим - “климатическая усталость”, “экологическая усталость”, “зеленая усталость”; все они подразумевают не только зрелых, ответственных граждан, но и тех, которые уже устали бороться с экологической катастрофой - но это, конечно же, смехотворно. На самом деле примерно 10 лет назад особенно большой спад в беспокойстве о климате совпал с потоком высококачественных исследований об изменениях климата, в которых предупреждали людей о необходимости немедленных действий. В самом качественном исследовании на тему, “Declining public concern about climate change” (Global Environment Change, май 2012) политологи Лайл Скраггз и Салил Бенегал проанализировали данные за последние 30 лет и сделали вывод, что все эти годы люди беспокоятся о климате все меньше, причем самый резкий спад пришелся на последние несколько лет.
Сначала этот самоубийственный отказ от беспокойства из-за климата списали на экономические трудности, но экологи постепенно выяснили, что образование - вместо того, чтобы стать главным ключом к ответственному и этичному поведению, как вы могли бы думать, - может лишь все ухудшить. Это называется “культурным обратным эффектом”: люди отрицательно реагируют на факты, которые противоречат их культурным взглядам, и лишь укрепляют эти взгляды - даже если они явно ошибочны. Ученые из “Культурно-когнитивного проекта” Йельского университета изучили этот эффект на примере климатических взглядов членов разных политических партия США. Республиканцы, большинство из которых не верят в изменения климата, с ростом фактических знаний об изменениях климата стали верить в него меньше. Демократы же с ростом фактических знаний стали верить в изменения климата больше - даже если знали меньше, чем республиканцы. Подобные открытия показывают, что наше мировоззрение зависит в первую очередь не от того, что мы знаем, не от того, что хорошо, а что плохо, а от того, кто мы такие - от нашей культурной идентичности.
Всеохватывающая культурная система
Но причина того, что люди в целом, вне зависимости от разделения на подгруппы, настолько безответственны и бесстрастны, а их действия настолько противоположны тому, что должно быть сделано на этом важнейшем перекрестке нашей жизни, состоит в том, что все мы стали частью всеохватывающей культурной системы, плоть и кровь которой - наемническое безразличие и безответственность ее последователей. Потребительская культура наделила свои “незавершенные характеры” минимальной способностью или мотивацией к конструктивному непослушанию. Молодежь всегда была главным поджигателем общественных перемен, но сегодняшняя лишенная идеалов молодежь - это самое стандартизированное и конформистское поколение в истории; большинство молодежи ныне столпилось вокруг мертвой зоны рыночных ценностей, коммерциализированных смыслов и цифровых отвлечений.
Настроены на разрушительные силы
Когда-то считалось, что если демократический процесс довести до идеала, то “народная воля” расцветет и станет служить высшему благу. Но демократия оказалась бесполезной и даже контрпродуктивной в борьбе с экологическим кризисом и другими побочными эффектами нашей устаревшей культурной системы. После того, как критическая масса населения оказывается настроенной на разрушительные силы, как сейчас, демократия становится скорее обузой, чем решением. В такие моменты общество попадает в психологически-духовную беду, такую же сильную, как все нынешние политические, экономические или технологические беды.
Эксперименты с экорелигией, или “зеленой” религией, исходили из того, что тип и степень необходимых сейчас перемен достижимы лишь с помощью духовного роста и просвещения. Но они провалились, ни один проект не смог соперничать с быстро аморализующимся обществом, а также со сладкими движениями “теологии успешности” и “потребительской теологии”, которые говорят нам меньше думать о грехах, душе и жертвенности и больше - о том, как бы взять, а не отдать.
Выше себя
Лишь редкие непреклонные биофилы или “дети цветов” до сих пор говорят о любви как о революционной силе, которая могла бы пробудить высшее человечество и обратить вспять наш марш к смерти. Людей стало труднее любить, и, что еще важнее, они и сами разучиваются любить. В статье “Toward a culture of responsibility” Ясухико Гэнку Кимура описывает современный консенсус, в котором говорит: “Пандемия безответственности означает пандемию нелюбви в мире”. Еще конкретнее выражается Ноам Хомский: “Неравнодушие к другим людям сейчас - очень опасная идея”. Неравнодушие к чему-либо выше или хотя бы вне самого себя стало культурно опасным явлением - а самым опасным для всего предприятия “апокалиптического капитализма” будет население, осознающее святость и превосходство природы - такое население, каким оно было на протяжении большей части истории.
Великий Закон ирокезов требует, чтобы все значительные решения принимались с учетом интересов людей и земли на семь поколений вперед. Вождь Лютер Стоящий Медведь, уважаемый автор и философ, возглавляющий ирокезское племя оглала-лакота, считает себя морально обязанным оставаться “хроническим нарушителем спокойствия”, несмотря на всю славу. Он отмечает: “Человеческое сердце вдали от природы становится жестоким”. Наше отчуждение от природы, несомненно, внесло большой вклад в наше безжалостное насилие над нею, извращение приоритетов и полную потерю космического мышления.
То, кто мы такие, еще никогда так не отличалось от того, какими мы должны быть. Мы стали самой большой угрозой для самих себя и для планеты. Нас идеально подготовили, как психологически, так и духовно, к катастрофе. Мы стали жестокими. Мы - люди апокалипсиса.