Мои родители желали мне только лучшего. В этом-то и проблема.
Мам, пап, поймите: я не особеннаяДженни Долан
Я выросла в вежливой семье со Среднего Запада. Мы никогда не спорим. Мы признаем точки зрения друг друга и почитаем истины друг друга. Но к пантеону жалоб, которые дети выдвигают родителям (разошлись, бросили, забывали о днях рождения), я добавлю еще одну: необузданный оптимизм. Мои родители верят в силу позитивного мышления.
Некоторые отцы поют в душе; мой там повторял свою желаемую зарплату. Работая управленцем в чужих компаниях, он пытался продавать сценарии, создавать сайты и писать книги о самопомощи. В какой-то год он объявил, что собирается написать три бестселлера. Я мягко посоветовала ему попробовать для начала написать хотя бы одну главу.
Моя мама занималась программами для пожилых людей, но еще она планировала запустить свою линейку открыток и издать детские книги, персонажи которых основаны на питомцах нашей семьи. Открыв компанию по выпуску мужских ремней, она решила, что ее дизайн покорит всю страну, так что решила его запатентовать. Теперь в подвале родительского дома лежит 400 ремней.
Может быть, ругать оптимизм для меня - это глупо. В конце концов, родительский оптимизм помогал мне рисковать и добиваться успеха. "Кто-то должен получить работу", - всегда говорила мама, и иногда этим кем-то становилась я. "Кто-то должен выиграть конкурс, - говорила она. - Почему не ты?"
Меня воспитывали на Стивене Кови ("Семь навыков высокоэффективных людей") и "Секрете", и я думала, что возможно все: стать ребенком-звездой, найти истинную любовь, даже дописать "Улисса".
читать дальшеА потом, когда мне исполнилось 26 лет, и я поступила в аспирантуру в Сиэтле, у меня начался непрекращающийся кашель.
У моих родителей была книга Луизы Хей "Исцели свою жизнь" с набором аффирмационных карточек, которые мама держала в прикроватной тумбочке. Хей утверждает, что все болезни вызываются страхом и гневом.
Я пошла в библиотеку и взяла эту книгу, раздумывая: чего же я боюсь?
Уверенная, что смогу разрешить проблему силами своего разума, я визуально представляла себя здоровой. Я слушала диск под названием "Лечение звуком" и устраивала с кашлем серьезные разговоры: "Спасибо за все, чему ты меня научил, теперь можешь уходить".
Два года врачи искали ответ. Они давали мне антибиотики, ингаляторы и таблетки от кислотного рефлюкса. Отправляли к логопеду. Прописали ненаркотическое обезболивающее, которое вроде как должно взаимодействовать с той частью мозга, которая заставляет организм кашлять, но не изменилось вообще ничего. Когда я стала кашлять кровью, они заподозрили туберкулез.
Наконец, после компьютерной томографии легких, я узнала ответ. У меня муковисцидоз, неизлечимая врожденная болезнь легких, о которой я ничего не знала.
Я расспросила врача, чтобы узнать, смогу ли вести полноценную жизнь, и та с неохотой, но ответила мне, что я могу протянуть еще лет тридцать. И, соответственно, умру примерно в шестьдесят.
В этот момент у меня словно ушла из-под ног тектоническая плита.
Сначала я не придавала болезни большого значения, потому что не хотела пугать родителей. Но узнав о муковисцидозе больше, я поняла, что они недостаточно испуганы. Мама с папой были словно воздушные шарики, упорно не желавшие лопаться.
- В будущем найдут лекарство, - сказала мама по телефону. Поскольку мы жили в разных штатах, почти все наши разговоры проходили по телефону.
- Ты не можешь быть в этом уверена, - ответила я.
- Нет, я точно знаю.
Чтобы заставить родителей все же реально посмотреть на вещи, я процитировала главу из книги про муковисцидоз, где говорилось, что 85 процентов пациентов рано или поздно подхватывают бактерию Pseudomonas, которая значительно ухудшает работу легких.
- Но, может быть, ты будешь из тех 15 процентов, что ее не подхватят, - возразил папа.
- Зачем беспокоиться из-за того, что еще не произошло? - добавила мама.
Их оптимизм не вдохновлял, а раздражал. Когда после аспирантуры я не смогла найти работу, мама спросила:
- Почему ты не попросишь работу у вселенной?
- Вселенная подарила мне муковисцидоз, - ответила я.
- Лучше было не знать? - спросила она. - Или все-таки лучше знать?
Мои родители, похоже, не желали признавать, что у меня смертельно опасная болезнь. Что я стала желчной и циничной. Что я больше не желала разговаривать с этой так называемой вселенной.
На Рождество они прилетели из Чикаго в Сиэтл навестить меня. То было первое Рождество, которое они провели вне дома. Они привезли сахарное печенье, пиццу "Джордано" и две книги по самопомощи: "Будьте стойкими: станьте мастерами перемен, процветайте под давлением и вставайте после неудач" и "Фактор стойкости: 7 ключей к поиску внутренней силы и преодолению препятствий в жизни".
Я поблагодарила их за книжки, а потом, пока они спали на полусдутом матрасе в моей гостиной, я пробежала глазами по содержанию. "Сила позитивных ожиданий", "Насколько вы стойки?"
Я поняла, что не должна читать эти книги. Если кто-то подарит мне браслет (а я не ношу браслеты), я держу его несколько дней в ящике, а потом с небольшими угрызениями совести выбрасываю. Но это книги моих родителей, мировоззрение моих родителей, просто так их не выбросишь. Я не знала, как с ними не согласиться и все равно остаться семьей.
На следующий день мы побывали у моего социального работника. Я сказала родителям, что не быть позитивным все время - это нормально. Чувствовать что-то - это нормально. "Мы чувствуем разные вещи, - ответили они. - Мы просто убиты, но не хотим, чтобы ты это видела". Я спросила, почему.
- Если бы у нас был сын, - ответил папа, - и он был отличным бейсболистом, а потом ему по какой-то причине ампутировали руку, мы бы не стали концентрировать внимание на том, что у него нет руки. Мы бы говорили ему о том, что он может делать даже одной рукой.
- Но вы бы грустили, правильно? - ответила я.
- Конечно, мы бы грустили, но мы с мамой поговорили бы и решили, что делать, и, думаю, мы бы выбрали позитивный подход, потому что для нашего сына так лучше - сосредоточиться на том, что хорошо.
- Но он же лишился руки!
- Мы просто хотим, чтобы у тебя была надежда, - ответил он и повернулся к социальному работнику. - Просто... хочется защищать своих детей.
Его глаза слегка покраснели, и мне было очень тяжело на него смотреть. А еще тяжелее было ему - из-за того, что я увидела его таким. Тогда я этого не поняла, но момент придал мне сил. Я еще никогда не видела, как плачут мои родители.
Семья - это не только кровные узы, но и общее мировоззрение. Мои родители верили в меня. Я не знала, как убедить их, что их версия меня - не настоящая. Что я не особенная. Что лекарство от муковисцидоза не найдут только потому, что им заболела я.
Около года я пыталась подобрать слова, которые пробьют щит моих родителей. Я записала их в блокноте, который постоянно носила в сумочке, ожидая нужного момента. И он настал, когда я пришла домой со временной работы. Мама посоветовала мне попробовать лечение верой. Я пыталась сложить зонтик, не уронив при этом телефон, и одновременно еще и достать блокнот, но блокнот не понадобился - я и так помнила все эти слова.
- Почему нынешнего момента недостаточно? Почему все всегда должно быть лучше? Почему ты не можешь принять вещи такими, какие они есть?
Она не ответила.
- Если бы я умерла маленькой, а через месяц к тебе бы приехали родители, подарили книги о стойкости и сказали "Мы больше всего боимся того, что ты больше никогда не будешь счастлива", как бы ты себя почувствовала?
Долгая пауза.
- Мне бы было одиноко, - ответила она.
Через несколько месяцев, из любви, а не признавая поражение, мама выбросила аффирмационные карточки. На них были фразы вроде "В моем мире все хорошо", "Я в безопасности" и "Все, что ни делается - ради моего блага". Разноцветные, успокаивающие, разрисованные лунами и звездами, ее ценнейшие карточки лежали в мусорном ведре вместе с плесневелыми фруктами и остатками консервированного тунца.
Правильно ли я поступила?
Мои родители этого не видели, но у меня была надежда. Из любви к ним я носила с собой этот блокнот. Из любви к ними я сказала все как есть.
В большинстве случаев я не получу работу. Я проиграю конкурс. Я - одна из семи миллиардов людей на планете. Мы все особенные и все заурядные, нужные и ненужные, но мои родители видели это иначе. Я их дочь, и они не могут не желать мне лучшего. И в какой-то степени их желания даже исполнились. Благодаря новым лекарствам мой прогноз очень хороший.
Прошел не один год с того разговора с социальным работником, с тех пор, как мама выбросила свои карточки в ведро. Около полутора лет назад я и сама стала матерью, и теперь я уже и на собственном опыте узнала, что для родителей любовь - это надежда. И для этого не нужны никакие книги или аффирмации.