Вселенная без меня уже не та... (с)
Глава 3
"Я часто задумывался, о чем думает мама, когда видит мои сценические фотографии со всеми этими регалиями и гримом. Но, как и папа, она никогда не задавала вопросов".
Моя ответственность перед аудиторией - сделать хорошее шоу и убедиться в том, что Queen хорошенько их развлекла, в общем-то, вот. Я должен убедиться, что завоевал их, и они почувствовали, что хорошо провели время - иначе это не успешный концерт. Мне нравится, когда люди уходят с наших концертов довольными. Я знаю, это избитая фраза - "О, ты их прямо с рук кормишь!", но я чувствую, что чем быстрее мне удастся довести зрителей до этого состояния, тем лучше, потому что я должен чувствовать, что контролирую ситуацию. Тогда я знаю, что все идет хорошо.
Люди хотят разных развлечений, но я точно знаю, как они развлекаться не хотят: смотреть, как люди просто выходят на сцену и отыгрывают программу. Это не про нас. Для такого пусть пластинки слушают. Наша сила в том, что четыре музыканта пытаются вас развлечь. Мне нравится считать, что наши песни могут принимать разные формы в зависимости от того, что мы хотим вам дать. Love Of My Life на концертах, к примеру, совершенно отличается от того, что вы слышите на альбоме. Все зависит от того, какое у нас настроение во время игры. К тому же вы можете представить, что мы выйдем исполнять вещи вроде Bohemian Rhapsody или Somebody To Love в джинсах и футболках, без всякой подачи? Это просто не сработает!
Некоторые группы используют фонограммы, но мы просто не можем изображать игру под фонограмму. Мы не для этого работаем, и мы первыми скажем, что если мы не можем сыграть какую-то вещь с альбома вживую, мы это делать и не станем. Мы не жульничаем с фонограммами. А если говорить о Bohemian Rhapsody, то там произошла натуральная эволюция. Сначала мы считали, что не сможем сыграть ее вживую, так что играли только часть песни в попурри. Потом мы как-то приехали в Бостон, и я сказал: "Может быть, сыграем "Рапсодию" целиком? Не то, что мы будем изображать, что поем и играем, под фонограмму". Мы попробовали это пару раз, думаю, получилось очень эффективно. Теперь мы так всегда играем.
Я бы сказал, что "Рапсодия" или Somebody To Love - сложные студийные номера, ориентированные на вокал; это всегда было серьезным аспектом Queen. Вот почему Somebody To Love - просто убийственная песня для живого исполнения. Мы очень нервничаем, а когда играли ее в первый раз, довольно сильно ее "загнали", потому что хотели, чтобы она поскорее кончилась. Нужно менять аранжировки. Как можно воссоздать 160-голосный госпельный хор вживую? Никак. Это невозможно.
Насколько я знаю, большинство людей, покупающих наши пластинки, достаточно умны, чтобы сообразить, что все хоры поем мы вчетвером. Следовательно, они должны понимать, что мы не можем воссоздать это на сцене, как бы ни старались. Гораздо важнее - передать на сцене атмосферу песни, по крайней мере, для меня.
Наши песни принимают другую форму, когда мы исполняем их вживую. Многое из того, что мы делаем, появляется в результате естественной эволюции. Гораздо лучше попытаться найти, как лучше всего исполнить какую-то песню, чем подходить к этому с набором предвзятых идей. Иначе песни вроде Crazy Little Thing Called Love вообще никогда не были бы написаны.
Люди пробуют разные вещи, и визуальное шоу было всегда. Все великие группы устраивали шоу - Джими Хендрикс, Rolling Stones. Оно должно быть. Лично я люблю шоу, потому что очень не люблю просто сидеть или стоять на месте. Я люблю эффектность, люблю на самом деле исполнять песни. Мне нравится двигаться. В каждой песне своя агрессия, и мне нравится ее демонстрировать. Конечно, любую песню можно исполнить, просто сидя на стуле, но тогда не будет такого эффекта. В таком случае мы вообще могли бы просто поставить на сцену свои картонные фигуры и пустить через динамики наши альбомы.
Мне нравилось устраивать роскошные шоу. Я люблю такой подход к развлечениям, и вообще мне нравится кабаре и подобные вещи. Я обожаю Лайзу Миннелли - она просто великолепна. Но мне нужно было как-то соединить это с группой, а не отделиться от нее. Вот что сложно. Мы немного вульгарные, но вместе с тем и утонченные. Это не глэм-рок, а общие традиции шоу-бизнеса.
В ранние дни мы надевали на сцену черное, тогда это было очень смело. Затем для разнообразия мы стали надевать еще и белое, и постепенно все это разрослось. Я одеваюсь, чтобы поразить, но со вкусом, и мне весело подбирать сценическую одежду. Вы видите не только концерт, но и выставку мод. Мне нравится переодеваться на сцене, это часть представления. Я возвращаюсь на сцену после гитарного соло Брайана, и люди знают: что-то будет.
Это некая форма взросления. Тебе просто становится скучно носить одни и те же костюмы и одинаково выглядеть. Я люблю наряжаться. Сейчас вот я сменил имидж - выгляжу уже не как танцор балета, а как суровый мужчина в коже. Кожу я стал носить, посетив некоторые немецкие бары - и, конечно же, я ношу ее с особым стилем.
Мне нравится кожа. Я чувствую себя черной пантерой.
В конце концов мы знаем, что песни говорят сами за себя, и если твоя песня - дерьмо, то она не зазвучит лучше, если ты красиво оденешься. Я всегда думал: "Господи! Не принимай себя слишком серьезно!" Первое, что для этого стоит сделать - надеть смешной костюм. Носить на сцене балетные тапочки и трико - это довольно насмешливо. В то время я просто интересовался этим. Я попытался как-то включить это в сценическое шоу, чтобы улучшить нашу музыку, но если бы это не сработало, я бы перестал так делать. К тому же мне нравился костюм а-ля Нижинский. Мы считаем, что устраиваем шоу, а не просто исполняем на сцене наш последний альбом.
В душе мы рок-н-ролльщики, но подача очень важна, и ее не хватает очень многим группам. Наше шоу менялось, росло и "взрослело" с каждыми новыми гастролями. На нас очень интересно смотреть вживую. Мы выходим и даем жару. Каждую новую песню нужно выразить не только музыкально, но и визуально, и мы просто не могли допустить, чтобы концерты были всегда одинаковы. Мы не используем много декораций, хотя у нас и есть немного сухого льда, ну я еще иногда цветы бросаю. Кстати, мы НЕ ИСПОЛЬЗУЕМ пар. Один нью-йоркский журналист написал, что мы используем пар, и мне сразу представилось, как мы все дружно кипятим за кулисами чайники.
Мы считали, что концерт должен быть спектаклем, и нас очень не любила пресса за вычурное сценическое шоу. Но в этом-то все и дело. Мы хотим устроить шоу, поэтому у нас куча освещения и сложнейшая звуковая система. Но все это для того, чтобы улучшить музыку. Люди видят наши фотографии в костюмах и думают: "А, так это глэм-рок!" Мне жаль таких людей, потому что если бы они хоть немного поинтересовались вопросом, то поняли бы, кто мы на самом деле.
Иногда я на сцене практически перехожу грань, да? Но я научился делать все эти вещи с определенной насмешкой. Я смеюсь над собой, и аудитория в конце концов к этому привыкла. Кому бы сошло с рук, если бы он обливал первые ряды водой и все такое? Если бы я такое делал на полном серьезе, вряд ли это кому-нибудь понравилось бы. Но на самом деле это весело. Меня поддерживает то, что я люблю подшутить над собой. Если бы мы были группой другого типа, с "месседжами" и политической тематикой, все было бы по-другому. Вот почему я могу носить дурацкие шорты и делать полугестаповские жесты. Это все просто китч. Но не все это понимают.
Однажды мы играли в театре в Нью-Йорке на разогреве у Mott The Hoople, и одна журналистка написала, что заметила, что когда я переодевался, я сменил даже носки и обувь. Также она добавила, что была настолько близко, что заметила даже, к какой религии я принадлежу, и что на мне не было трусов! Эти журналисты замечают все, вплоть до последнего прыща на вашей заднице. Кстати, я не кладу в штаны бутылку из-под кока-колы. Это мой собственный шланг!
На сцене я чувствую себя невероятно сильным, и я совершенно погружен в музыку. Когда вы на сцене, и аудитория в ваших руках, от этого может просто крышу снести. Но я никогда не считал, что могу этим пользоваться, чтобы делать какие-то политические заявления. Я не мессия или еще кто-то - я не хочу проповедовать. Ни за что. Я не собираюсь там речи произносить.
В руках менее сознательного человека эта власть может быть довольно опасной. Я мог бы при желании вызвать бунт. Вы внезапно думаете: "У меня власть над этими людьми. Я могу разрушать!" Чувствуете адреналин, вам кажется, что вы просто дьявол во плоти, и это здорово, просто здорово. Но я точно знаю, что никогда не стану злоупотреблять этим. Я не выхожу на сцену каждый вечер, думая: "Ух ты, у меня есть власть!" Я слишком классный для этого, дорогие!
Иногда я чувствую, что мог бы стать Гаммельнским крысоловом, но мне не нравится думать, что люди настолько глупы. Я не думаю, что все поголовно пойдут за мной в реку... мне бы пришлось силой затаскивать туда всех по очереди. Моя работа - не учить их, а делать музыку. Я не хочу менять их жизни за один день, я не хочу проповедовать им мир во всем мире и прочую подобную дребедень. Это эскапизм, я просто хочу, чтобы им какой-то период времени нравилась моя музыка, а когда она перестанет им нравиться, пусть выкинут ее на фиг в мусорное ведро. Я чувствую себя церемониймейстером, и дальше заходить не хочу, потому что люди приходят развлекаться. Развлечение - ключевой фактор, и я ни в коем случае не хочу себя ощущать политическим оратором.
Я просто фриволен и люблю развлекаться, а как можно лучше развлечься, чем не на глазах 300 тысяч человек? Я зажигаю на сцене! Для меня нет ничего лучше, чем играть перед огромной аудиторией. Чувство, которое я от них получаю, лучше, чем секс. Я обожаю это возбуждение. Я всегда чувствую, что хочу больше, больше и больше! Я просто музыкальная проститутка! Такова моя натура, но в реальной жизни я совсем не такой. Когда я спускаюсь со сцены, мне нужно несколько часов, чтобы прийти в себя.
Мой характер состоит из множества ингредиентов, и "Фредди-на-сцене" - только один из них.
Я так силен на сцене, что иногда кажется, что я создал чудовище. Когда я на сцене, я экстроверт, но внутри я совсем другой. На сцене я большой мачо, секс-символ, и я очень высокомерен, так что большинству людей из-за этого я неинтересен. Но на самом деле я совсем другой. Они не знают, какой я под этой "оболочкой". Люди думают, что я людоед. Какие-то девчонки однажды зашипели на меня на улице: "Ты дьявол!" Они думают, что я злой, но это только на сцене. Вне сцены? Уж точно я не людоед. Конечно, временами у меня случаются "сценические" заскоки, когда я люблю подурачиться и попрыгать, но люди не понимают, что во мне есть и много другого. Они ждут от меня, что и в личной жизни я такой же. Они говорят: "Давай, Фредди, выступи. Развлеки нас!"
Людям, похоже, кажется, что если я "зажигаю" на сцене, то я точно так же "зажигаю" и в жизни. Но это не так. Все эти россказни о моих излишествах очень раздуты. У меня, конечно, не обычная средняя жизнь, но и жизнью камикадзе я тоже не живу. Я яркий и очень энергичный человек, и я люблю все делать быстро. Я могу долго не спать, это в моей природе. Понимаете, из-за моего сценического имиджа люди думают, что я такой же и вне сцены. Если бы я был таким, я бы уже давно умер.
Я не хочу, чтобы люди говорили, что видели меня на улице, и я совсем такой же, как на сцене. Нет-нет-нет, они должны видеть, что человек может меняться. Это внутренний талант. Это как раз делает вас особенным. То, что делаешь на сцене, не стоит повторять дома на кухне. Нужно быть другим человеком, чтобы развивать свой сценический имидж. Иначе будет все равно, сидите вы дома или выходите на сцену.
Давно прошли те дни, когда я считал, что нужно изображать Фредди Меркьюри со сцены в реальной жизни, потому что другие ждут от меня этого. Я обнаружил, что можно стать очень одиноким, если так делать, так что я не боюсь спускаться со сцены и быть собой - что многим людям может показаться скучным и приземленным. Дома я ношу джинсы и футболки. На самом деле, когда люди встречают меня, они зачастую разочаровываются, потому что ожидают, что я буду таким же, как на сцене. Но я человек, и хочу, чтобы другие поняли, что я могу быть плохим и хорошим, как все. У меня такие же чувства, такие же разрушительные качества, и, думаю, люди должны позволить мне это. Мне нравится чувствовать, что я являюсь самим собой, и мне плевать, что думают об этом другие.
Я хочу, чтобы люди сами истолковывали меня и мой образ. Я не хочу, чтобы меня заставили сказать: "Да, я вот такой". Мне кажется, что таинственность, незнание правды о ком-то, очень привлекательна, и последнее, что я хочу сделать - сказать людям, какой я на самом деле. Вот почему я заигрываю с бисексуальным имиджем - это весело.
Конечно же, я вычурный и люблю театр, но я не выбирал для себя этот имидж. Я такой, какой есть, и на самом деле часто плыву по течению. Я был бы несправедлив к себе, если бы не пользовался гримом только потому, что каким-то людям это не нравится. Даже разговоры о гомосексуализме когда-то считались отвратительными, но те дни прошли. Сейчас гораздо больше свободы, и можно придумать для себя любой имидж.
Я всегда хочу играть для как можно большего количества зрителей. Чем больше, тем лучше! Мне кажется, любой, кто хочет добиться успеха или уже его добился, хочет играть для большой аудитории, и я не боюсь в этом признаться. Я хочу, чтобы мою музыку слушал весь мир, и чтобы все слушали и смотрели на меня, когда я на сцене.
Игра на разогреве - одна из самых неприятных вещей, с которой пришлось столкнуться. Когда ты разогреваешь аудиторию перед другой группой, очень много ограничений. Нельзя повесить свое освещение, дают мало времени для игры, и так далее. Невозможно показать публике, что ты можешь, если ты не хедлайнер и точно не знаешь, что люди пришли слушать ТЕБЯ.
В первый раз мы поехали в Америку на гастроли, играя на разогреве у Mott The Hoople, и мы словно "пробили стену". Мы попробовали Америку на вкус и поняли, что нужно делать в следующий раз. Мы верили, что важнее всего музыка, а не "фишки", и мы чувствовали, что наша музыка достаточно оригинальна и разнообразна. Наша американская звукозаписывающая компания [Elektra] не представляли нас как "Следующую великую группу". Они сказали: "Послушайте это. Это британский рок в королевских традициях".
У нас были трудности. Мы поехали в Америку, чтобы раскрутить только что вышедший альбом Queen II, и в середине турне Брайан свалился с гепатитом. Он на самом деле болел уже шесть лет, не зная об этом. В любом случае отмена гастролей стала для нас шоком, и мы считали это большой потерей. Тем не менее нам удалось отыграть там месяц, а если бы мы вообще не поехали, о нашем существовании и не узнали бы. Конечно же, полноценные гастроли помогли бы нам куда больше, но мы не думали, что "упустили свой шанс". Мы знали, что пришло наше время, и мы скоро вернемся. Вы бы почитали отчеты о концертах - они были великолепны, американцы САМИ хотели, чтобы мы вернулись как можно скорее.
На следующий год мы закончили европейское турне и вернулись в Америку. Было довольно круто. Прошло два месяца, и тут меня ждал провал. У меня были проблемы с голосом, я думал, что это просто простуда. Потом горло очень сильно заболело после того, как мы отыграли шесть концертов за четыре дня. На моих голосовых связках образовались эти гадкие узелки. Я пошел к специалистам, они дружно порекомендовали сделать операцию. Они собирались обработать мои связки лазером и срезать узелки. Но они не могли предсказать побочных эффектов, которые могли быть довольно опасны. В конце концов они сказали мне, чтобы я прекратил петь, иначе я вообще лишусь голоса. Это меня сильно испугало, так что пришлось отменить немало концертов.
В Америке нас преследовали неудачи. На гастролях 1975 года в мой номер в гостинице пробралась какая-то фанатка и украла мои украшения и браслеты. Она убегала из комнаты, но я перехватил ее у лифта. Я схватил ее за волосы, затащил назад в номер и хорошенько обыскал. Забрав свои вещи, я выгнал ее со словами: "Проваливай, ты, шлюха из Сиэтла!"
Через год моя многообещающая поп-карьера едва не подошла к безвременному концу. Две юных девушки у театра решили забрать мой шарф в качестве сувенира. К сожалению, они забыли, что шарф все еще обмотан вокруг моей шеи, и чуть не задушили меня. Я уверен, что у Ее Величества таких проблем не возникает, но, в конце концов, у нее же нет ни одной песни в хит-парадах?
Я обожал гастролировать по Японии, особенно мне нравились девочки-гейши. Я любил там все: стиль жизни, искусство. Великолепно! Я бы прямо завтра туда вернулся, если бы мог. Мы знали, что все будет круто, как только приземлились. Когда мы вышли в аэропорт, мы просто ушам своим не поверили. Они прекратили объявлять рейсы и вместо этого включили нашу музыку. Невероятное ощущение - приезжать в страну, уже наполненную твоими фанатами. Мы очень надеялись, что оправдаем их ожидания.
Тогда Queen II стала там пластинкой года, и истерика началась с того момента, как мы прибыли: бунт в аэропорте, телохранители, все как в старые добрые времена "Битлз". Организация была великолепнейшей, нам все очень понравилось. Нам нужна была защита, потому что даже в вестибюль гостиницы нельзя было спуститься - вас тут же облепляли очень вежливые люди и просили автографов. У каждого из нас был личный охранник, моего звали Хитами. Он был главой охранной службы Токио, и вся его работа заключалась в том, чтобы баловать и потакать мне на протяжении гастролей и защищать меня от физического вреда. Он был очень добрым и даже подарил мне японскую лампу, которой я очень дорожу.
Еще мы были на чайной церемонии, вроде той, которую посетила королева, и я помню, какую мину она скорчила, отпив пару глотков. Это очень плотная зеленая жидкость, горькая, как отрава! А ее надо выпить за три глотка. После этого мы отправились на прием, а там были все ведущие японские бизнесмены, плюс еще британский посол с женой. Она сказала нам: "Мы ходили на Led Zeppelin, но они такие громкие!"
Очень хорошо ездить на гастроли и выходить на сцену перед людьми, которые вас еще никогда не видели. Нужно начинать с нуля, играть каждую песню, словно она новая, и это здорово. Нужно еще и использовать все старые приемчики, потому что мы хотим вызвать реакцию у тех, кто пришел послушать нас. В моем сценическом шоу есть вещи, которые точно вызовут реакцию. Я однажды думал о такой штуке: чтобы меня на сцену выносили нубийские рабы с опахалами. Я собирался лично устроить собеседование и выбрать победителей. Только вот где сейчас найдешь нубийского раба?
Если кратко - люди хотят видеть искусство, шоу-бизнес, они хотят видеть, как ты уезжаешь в лимузине. Вот почему для нас альбомы и концерты - это две различных сферы деятельности. В студии совершенно другое настроение, нежели на концерте; когда мы выходим играть для зрителей, вот тогда мы действительно расходимся. Мы устанавливаем очень высокие стандарты, 99 процентов зрителей не согласятся с нашей собственной оценкой концерта. Мы все орем друг на друга, разносим гримерки и выпускаем пар. Мы спорим буквально обо всем, даже о воздухе, которым дышим. Мы постоянно держим друг друга за горло. Однажды у Роджера было плохое настроение, и он швырнул всю свою гребаную ударную установку через сцену. Она едва в меня не попала, я чуть не погиб. В другой раз Роджер случайно прыснул Брайану в лицо своим лаком для волос в маленькой тесной гримерке, и они чуть не подрались. Это все было очень весело!
Думаю, к тому времени Queen уже стала узнаваемой. Америка поняла, что мы хороши, Япония тоже, мы были самой популярной группой в Японии. Я спокойно могу так сказать. Мы могли "сделать" кого угодно, потому что играли по собственным музыкальным правилам. Мы знали, что если просто сделаем что-нибудь с вокальными гармониями, нас обзовут Beach Boys, а если что-нибудь "тяжелое" - то Led Zeppelin. Вместо этого мы постоянно вводили людей в смятение, доказывая, что мы не похожи ни на кого. Мы больше похожи на Лайзу Миннелли, чем на Led Zeppelin. Мы скорее следуем традиции шоу-бизнеса, чем рок-н-ролла. Мы стали узнаваемыми, потому что соединили вместе все вещи, которые определяют Queen. Этого-то люди и не понимают.
Мы постоянно учились. Вы настолько хороши, насколько хорош ваш последний концерт. Мы все хотели довести наши концерты до идеала. Правда, не всегда получалось. Много раз я убегал со сцены, чтобы переодеться, и слышал, как Брайан внезапно заканчивал гитарное соло, а я еще штаны не надел, и приходилось выбегать на сцену полураздетым. Такое не раз случалось.
Мы чувствовали, что до тех пор, пока у нас есть чувство достижения и покорения новых земель, мы счастливы и должны продолжать работать. Нас, правда, так и не пустили в Россию - они думали, что мы морально разложим их молодежь, или еще что-то такое. Мы хотели выступить там, где раньше не звучала рок-музыка. Именно поэтому мы поехали в Латинскую Америку [в 1981 году], и в конце концов открыли Южную Америку для всего остального мира. Если там хорошо выступишь, можно заработать просто невероятные деньги.
Мы поехали в Южную Америку, потому что нас пригласили. Они хотели видеть четырех крутых парней, которые играют хорошую музыку. К концу гастролей я хотел купить весь континент и стать его президентом. Идея устроить большое южноамериканское турне витала в воздухе уже довольно долго. Но Queen на гастролях - это не просто группа, в турне участвует множество людей, и приходится тратить кучу денег. Но в конце концов мы решили: "К чертям затраты, давайте там сыграем!"
Я много знал об Аргентине, но я понятия не имел, что в Аргентине так много знают о нас. Я был изумлен реакцией на наше пребывание в стране. Мы все очень нервничали, потому что не знали, чего ожидать на чужой территории. Я не думаю, что они когда-нибудь видели такое амбициозное шоу, с освещением и прочими штуками.
Со всего мира съехалась куча журналистов, чтобы посмотреть на наши концерты в Аргентине и Бразилии. В Сан-Паулу мы сыграли для 120 тысяч зрителей в первый день и для 130 тысяч - во второй. Такого раньше нигде не было, это все было очень необычно. Они беспокоились, что при такой аудитории ситуация может принять политический оборот, и умоляли меня не петь "Не плачь по мне, Аргентина". Нас защищали "отряды смерти" - мощная полиция, которая может запросто убить человека, если вдруг толпа станет неуправляемой. А до того, как мы вышли на сцену, перед ней стояли военные со штыками.
Нас перевозили с места на место в бронированных автомобилях, которые обычно применялись при разгоне демонстраций. Ох и весело было! Перед нами рычали шесть полицейских мотоциклов, они разгоняли толпы и пробки, словно это было какое-то мотошоу. В фургоне были отверстия, куда полицейские выставляли свои ружья, но на этот раз там были мы. На стадионе мы появились весьма драматично. Это было здорово.
Иногда они слишком возбуждаются. Были небольшие проблемы, когда несколько зрителей стали драться с оператором. Это было во время I Want To Break Free, потому что в клипе мы все оделись в женское платье. Я вышел на сцену с накладным бюстом и пылесосом, чтобы воспроизвести клип, и они немного разозлились. Сначала мне показалось, что мои "груди" были просто слишком большими для них. Проблема была в том, что когда я в первый раз попробовал накладные груди в Брюсселе, мне сказали, что с галерки их просто не видно - если не сделать их размером вдвое больше, чем у Долли Партон. Так что пришлось сделать титьки побольше. Я не понимаю, чем им не понравилось то, что я оделся женщиной. Там по улицам бродит куча трансвеститов!
Я так оделся уж точно не для того, чтобы спровоцировать их. Меня могли закидать камнями, как царицу Савскую, но я не собирался отказываться от накладных грудей!
Именно я захотел прекратить гастроли и изменить цикл, по которому мы так долго жили. Если бы мы и продолжили гастролировать, то совсем по другим причинам, я устал от помпезного освещения и сценических эффектов. Мне просто казалось, что в моем возрасте уже не стоит бегать в балетных трико. Последствия гастролей сильно сказались на мне, я словно марафон пробегал каждый вечер. У меня повсюду были синяки.
До того, как мы начали "Волшебный тур" [1986 года], я немало беспокоился, потому что знал собственные ограничения и считал, что зрители будут ждать от меня того же, что всегда. Я думал: "Господи, неужели опять придется через это пройти?" А когда ты уже на гастролях, поздно искать отговорки. Это уже не ранние дни, когда я знал, что могу сделать что угодно, и мне за это ничего не будет. Теперь все очень внимательно наблюдают.
У меня был небольшой лишний вес, немного средневозрастного жирка, а если хоть кто-нибудь это увидел, меня тут же прозвали бы "Жирдяй Меркьюри". Мне пришлось подумать обо всем этом и убедиться, что я в отличной форме. Но что бы вы ни делали в преддверии гастролей, понять, сработало это или нет, можно только после первого концерта, потому что все гастроли уже распланированы, а площадки арендованы.
Мы всегда считали, что если не можем устроить такое шоу, которое хотим, концерт вообще не стоит устраивать. Ненавижу устраивать концерт, а потом долго извиняться. Это дерьмо. Сделал шоу - так отвечай за него по полной.
Я довольно сильно беспокоился, потому что на мой голос выпадала приличная нагрузка. Чем сложнее вокальные партии в студии, тем больше приходится напрягаться на концертах, потому что если не напрягаться, то люди скажут: "Ага, он может так петь только в студии!" Ненавижу это.
Мне нравится свобода на сцене, нравится побегать туда-сюда, но когда я увидел первые макеты сцены "Волшебного турне", я подумал: "О Господи, и что мне с этим делать? Мне роликовые коньки понадобятся, чтобы добраться из одного конца в другой!" Я не хотел никого подводить, поэтому сначала я хотел вообще отказаться от гастролей. Но, думаю, это все психология. Хотя я и считал, что надо хорошенько потренироваться, в конце концов я решил: "Надо просто найти силу воли для гастролей". Я, конечно, поотжимался немного, и, хотя первые три-четыре концерта были настоящим адом, потом мои мышцы стали работать как надо, и все было хорошо. Я рад, что провел эти гастроли, потому что это был один из успешнейших наших туров, и я рад, что ввязался в это.
У меня были проблемы с голосом, начиная с первых гастролей, потому что мы проводили очень длительные турне, иногда даже играя дневные концерты. Вы можете представить меня на дневном концерте? В конце концов я получил узелки на связках, которые временами сильно мешали петь. Они появляются от неправильного использования голоса, и после того, как у тебя вырастают узелки, они никогда не оставят тебя в покое.
На одном концерте, вроде бы в Цюрихе, я сорвал голос прямо на сцене. Я подумал: "Господи, что мне теперь делать?" Я говорить-то мог с трудом, это было ужасное чувство. Обычно я могу как-то это скрыть, но скрывать можно только до определенной степени, потом это уже становится смешным. Так что я просто сказал: "Хрен с ним!" и ушел со сцены, оставив группу втроем. Я никогда раньше так не подводил публику. Тем или иным образом мне всегда удавалось с этим справиться и закончить концерт. Но тогда пришлось уйти, и я очень разозлился. С того момента это стало для меня настоящим кошмаром. Если случилось однажды, может случиться снова.
Иногда тепло от софитов не позволяет испарениям сухого льда подняться, и приходится петь в тумане. Это, в общем-то, обычные гастрольные проблемы, но это очень раздражает, когда пытаешься взять высокую ноту. Вместо этого поешь октавой ниже, потому что очень не хочется рискнуть и дать петуха.
Иногда я открывал рот, и ничего не звучало. Остальные очень помогали мне, что они могли сделать? Они не могли кричать на меня "У тебя должен быть голос!" Они мне очень помогали. Иногда, когда нужно было взять высокую ноту, я открывал рот, а пел Роджер. Роджер поет очень хорошо, Брайан тоже. Они были словно "костылями" для моего голоса.
Я ходил к фониатрам. Мне кажется, я побывал у всех возможных специалистов. Они все советуют просто отдохнуть, не устраивать гастроли, или же сделать операцию. Я один раз почти решился на операцию, но мне не понравился доктор, да и испугался я, что мне в глотку будут совать какие-то странные инструменты.