Вселенная без меня уже не та... (с)
Несколько цитат из великолепной статьи в The Atlantic (той самой "умной статьи", которую я анонсировал; может, потом выложу ее и целиком, но там 12 страниц в Ворде). Вот откуда растут всякие "оскорбления чувств верующих" и прочее, и прочее.
Всех касается (с).
"Политкорректное движение тоже стремилось ограничить свободу слова (в частности, речей, выражающих ненависть к маргинализированным группам населения), но, кроме этого, оно еще и бросало вызов литературным, философским и историческим канонам, стремясь расширить их, включив более разнообразные точки зрения. Нынешнее же движение озабочено эмоциональным благополучием. Более того, оно по умолчанию предполагает, что психика студентов крайне хрупка, и их нужно защищать от психологического урона. Главной целью, похоже, является превратить кампусы в «безопасное пространство», где молодых взрослых защищают от слов и идей, которые могут вызвать у них дискомфорт. Кроме того, это движение стремится наказать любого, кто мешает ему достичь этой цели — даже случайно. Это стремление можно назвать карательным покровительством. Движение создает культуру, где каждый должен десять раз подумать, прежде чем что-нибудь сказать, чтобы его после этого не обвинили в бесчувственности, агрессии, а то и еще в чем-нибудь похуже".
"Чему именно учатся студенты, проводя четыре года (или даже больше) в замкнутом сообществе, которое наказывает за неумышленные оскорбления, вешает таблички с предупреждениями на произведения классической литературы и в целом внушает им идею, что слова могут быть формой насилия, которое требует строгого контроля со стороны руководителей кампуса — от которых, в свою очередь, ждут, что они одновременно должны служить и покровителями, и карателями?"
"Само детство за время жизни предыдущего поколения очень сильно изменилось. Многие бэби-бумеры и дети поколения Х еще помнят, как разъезжали на велосипедах по родным городам без всякого присмотра взрослых, когда им было 8 — 9 лет. Считалось, что после школы дети должны занимать себя сами, набивать себе шишки и в общем и целом набираться опыта. Но вот к 80-м годам детство «на свободном выгуле» постепенно исчезло. Рост преступности с 60-х вплоть до начала 90-х сделал родителей — бэби-бумеров намного боязливее, чем были их родители. В новостях все чаще стали рассказывать о похищениях детей, а с 1984 года фотографии похищенных детей стали печатать на пакетах с молоком. В ответ многие родители начали закручивать гайки под предлогом безопасности детей.
Бегство к безопасности началось и в школах. С детских площадок убрали опасные предметы, из студенческих обедов — арахисовое масло. После стрельбы, случившейся в 1999 году в колорадской школе «Колумбайн», многие школы объявили настоящую войну хулиганам, запугивающим более слабых школьников. В общем, дети, рожденные после 1980 года - «миллениалы» - последовательно получали от взрослых послание такого плана: жизнь опасна, но взрослые сделают все, что в их силах, чтобы защитить вас от беды — не только от незнакомцев, но и друг от друга".
"Республиканцы и демократы никогда особо друг друга не любили, но данные опросов, проводившихся еще с 70-х, говорят о том, что в среднем их взаимная нелюбовь была на удивление не слишком сильной. Впрочем, с 2000 года негативные чувства все нарастают. Политологи называют этот процесс «аффективной партийной поляризацией», а это серьезная проблема для любой демократии. Если обе стороны все активнее демонизируют друг дружку, то достичь компромисса очень трудно. Недавнее исследование показало, что имплицитная или бессознательная предвзятость к «вражеской» партии сейчас стала едва ли не такой же сильной, как расовая".
"Принцип моральной психологии гласит: «Мораль связывает и ослепляет». Когда мы выносим моральные суждения, отчасти мы заявляем о том, что верны своей «команде». Но это может помешать нашему критическому мышлению. Признать, что мнение противоположной команды имеет хоть какие-то достоинства, опасно — товарищи по команде могут посчитать вас предателем".
"Заявление, что чьи-то слова «оскорбительны» - это не просто выражение собственного субъективного чувства оскорбленности. Это скорее публичное обвинение говорящего в том, что он сделал нечто объективно плохое. Это требование, чтобы говорящий извинился под угрозой наказания от каких-либо властей за свое «преступление»".
"...спрашивать, насколько обоснованны (и уж тем более насколько искренни) чьи-то чувства, считается недопустимым, особенно если они связаны с групповой идентичностью. Шаткий аргумент «Я оскорблен» превращается в неубиваемую козырную карту. Это приводит, по словам Джонатана Рауха, одного из редакторов The Atlantic, к так называемой «лотерее оскорбленности», в которой противоборствующие стороны лупят друг друга заявлениями «ты меня оскорбил», словно дубинками. А в процессе планка «недопустимости» слов все опускается и опускается".
"До недавнего времени отдел гражданских прав Министерства образования США признавал, что слова должны быть «объективно оскорбительны», прежде чем их можно будет посчитать составом сексуального домогательства — они должны пройти тест «благоразумного человека». Для запрещения, как говорилось в заявлении отдела от 2003 года, требуется, чтобы слова были «не просто выражением взглядов, слов, символов или мыслей, которые кажутся оскорбительными какому-либо человеку».
Но в 2013 году министерства юстиции и образования значительно расширили определение сексуального домогательства, включив в него и слова, которые можно счесть просто «неприятными». Боясь федеральных расследований, университеты теперь применяют тот же стандарт — считать «неприятные» слова харассментом — не только к сексу, но и к расе, религиям и ветеранам войны. Все должны полагаться на собственные субъективные чувства, чтобы решать, являются ли слова профессора или другого студента «неприятными» - то есть можно ли на их основе подать жалобу на харассмент. Эмоциональные рассуждения теперь рассматриваются в качестве полноценных доказательств".
"Люди приобретают страхи не только на собственном опыте, но и через общество. Если все вокруг ведут себя так, словно что-то представляет большую опасность — лифты, определенные кварталы, романы, где рассказывают о расизме, - то вы рискуете тоже приобрести этот страх".
"Недавно возникшая в университетской среде тенденция повсюду выискивать якобы расистские, сексистские, классистские и прочие дискриминационные микроагрессии не случайно учит студентов сосредотачиваться на мелочах и случайностях. Сама ее цель состоит в том, чтобы заставить студентов сосредоточиться на них, а затем повесить на людей, высказавшихся как-то «не так», ярлык агрессоров.
Термин микроагрессия придумали в 70-х годах; поначалу он означал малозаметные, зачастую бессознательные расистские оскорбления. В последние годы, впрочем, определение расширилось: теперь микроагрессия — это любое высказывание, которое можно счесть дискриминационным по практически любому признаку".
"...умные люди тоже могут избыточно реагировать на невинные слова, делать из мухи слона и стремиться наказать кого угодно, чьи слова могут доставить дискомфорт кому-либо еще".
"Если студенты, получив диплом, будут верить, что не могут ничему научиться у людей, которые им не нравятся или с которыми они не согласны, то мы окажем им огромную медвежью услугу".
"Когда идеи, ценности и речи другой стороны считаются не просто неверными, но и умышленно агрессивными по отношению к невинным жертвам, трудно представить, откуда возьмутся взаимоуважение, переговоры и компромиссы, благодаря которым политика превращается в игру с положительной суммой".
Всех касается (с).
"Политкорректное движение тоже стремилось ограничить свободу слова (в частности, речей, выражающих ненависть к маргинализированным группам населения), но, кроме этого, оно еще и бросало вызов литературным, философским и историческим канонам, стремясь расширить их, включив более разнообразные точки зрения. Нынешнее же движение озабочено эмоциональным благополучием. Более того, оно по умолчанию предполагает, что психика студентов крайне хрупка, и их нужно защищать от психологического урона. Главной целью, похоже, является превратить кампусы в «безопасное пространство», где молодых взрослых защищают от слов и идей, которые могут вызвать у них дискомфорт. Кроме того, это движение стремится наказать любого, кто мешает ему достичь этой цели — даже случайно. Это стремление можно назвать карательным покровительством. Движение создает культуру, где каждый должен десять раз подумать, прежде чем что-нибудь сказать, чтобы его после этого не обвинили в бесчувственности, агрессии, а то и еще в чем-нибудь похуже".
"Чему именно учатся студенты, проводя четыре года (или даже больше) в замкнутом сообществе, которое наказывает за неумышленные оскорбления, вешает таблички с предупреждениями на произведения классической литературы и в целом внушает им идею, что слова могут быть формой насилия, которое требует строгого контроля со стороны руководителей кампуса — от которых, в свою очередь, ждут, что они одновременно должны служить и покровителями, и карателями?"
"Само детство за время жизни предыдущего поколения очень сильно изменилось. Многие бэби-бумеры и дети поколения Х еще помнят, как разъезжали на велосипедах по родным городам без всякого присмотра взрослых, когда им было 8 — 9 лет. Считалось, что после школы дети должны занимать себя сами, набивать себе шишки и в общем и целом набираться опыта. Но вот к 80-м годам детство «на свободном выгуле» постепенно исчезло. Рост преступности с 60-х вплоть до начала 90-х сделал родителей — бэби-бумеров намного боязливее, чем были их родители. В новостях все чаще стали рассказывать о похищениях детей, а с 1984 года фотографии похищенных детей стали печатать на пакетах с молоком. В ответ многие родители начали закручивать гайки под предлогом безопасности детей.
Бегство к безопасности началось и в школах. С детских площадок убрали опасные предметы, из студенческих обедов — арахисовое масло. После стрельбы, случившейся в 1999 году в колорадской школе «Колумбайн», многие школы объявили настоящую войну хулиганам, запугивающим более слабых школьников. В общем, дети, рожденные после 1980 года - «миллениалы» - последовательно получали от взрослых послание такого плана: жизнь опасна, но взрослые сделают все, что в их силах, чтобы защитить вас от беды — не только от незнакомцев, но и друг от друга".
"Республиканцы и демократы никогда особо друг друга не любили, но данные опросов, проводившихся еще с 70-х, говорят о том, что в среднем их взаимная нелюбовь была на удивление не слишком сильной. Впрочем, с 2000 года негативные чувства все нарастают. Политологи называют этот процесс «аффективной партийной поляризацией», а это серьезная проблема для любой демократии. Если обе стороны все активнее демонизируют друг дружку, то достичь компромисса очень трудно. Недавнее исследование показало, что имплицитная или бессознательная предвзятость к «вражеской» партии сейчас стала едва ли не такой же сильной, как расовая".
"Принцип моральной психологии гласит: «Мораль связывает и ослепляет». Когда мы выносим моральные суждения, отчасти мы заявляем о том, что верны своей «команде». Но это может помешать нашему критическому мышлению. Признать, что мнение противоположной команды имеет хоть какие-то достоинства, опасно — товарищи по команде могут посчитать вас предателем".
"Заявление, что чьи-то слова «оскорбительны» - это не просто выражение собственного субъективного чувства оскорбленности. Это скорее публичное обвинение говорящего в том, что он сделал нечто объективно плохое. Это требование, чтобы говорящий извинился под угрозой наказания от каких-либо властей за свое «преступление»".
"...спрашивать, насколько обоснованны (и уж тем более насколько искренни) чьи-то чувства, считается недопустимым, особенно если они связаны с групповой идентичностью. Шаткий аргумент «Я оскорблен» превращается в неубиваемую козырную карту. Это приводит, по словам Джонатана Рауха, одного из редакторов The Atlantic, к так называемой «лотерее оскорбленности», в которой противоборствующие стороны лупят друг друга заявлениями «ты меня оскорбил», словно дубинками. А в процессе планка «недопустимости» слов все опускается и опускается".
"До недавнего времени отдел гражданских прав Министерства образования США признавал, что слова должны быть «объективно оскорбительны», прежде чем их можно будет посчитать составом сексуального домогательства — они должны пройти тест «благоразумного человека». Для запрещения, как говорилось в заявлении отдела от 2003 года, требуется, чтобы слова были «не просто выражением взглядов, слов, символов или мыслей, которые кажутся оскорбительными какому-либо человеку».
Но в 2013 году министерства юстиции и образования значительно расширили определение сексуального домогательства, включив в него и слова, которые можно счесть просто «неприятными». Боясь федеральных расследований, университеты теперь применяют тот же стандарт — считать «неприятные» слова харассментом — не только к сексу, но и к расе, религиям и ветеранам войны. Все должны полагаться на собственные субъективные чувства, чтобы решать, являются ли слова профессора или другого студента «неприятными» - то есть можно ли на их основе подать жалобу на харассмент. Эмоциональные рассуждения теперь рассматриваются в качестве полноценных доказательств".
"Люди приобретают страхи не только на собственном опыте, но и через общество. Если все вокруг ведут себя так, словно что-то представляет большую опасность — лифты, определенные кварталы, романы, где рассказывают о расизме, - то вы рискуете тоже приобрести этот страх".
"Недавно возникшая в университетской среде тенденция повсюду выискивать якобы расистские, сексистские, классистские и прочие дискриминационные микроагрессии не случайно учит студентов сосредотачиваться на мелочах и случайностях. Сама ее цель состоит в том, чтобы заставить студентов сосредоточиться на них, а затем повесить на людей, высказавшихся как-то «не так», ярлык агрессоров.
Термин микроагрессия придумали в 70-х годах; поначалу он означал малозаметные, зачастую бессознательные расистские оскорбления. В последние годы, впрочем, определение расширилось: теперь микроагрессия — это любое высказывание, которое можно счесть дискриминационным по практически любому признаку".
"...умные люди тоже могут избыточно реагировать на невинные слова, делать из мухи слона и стремиться наказать кого угодно, чьи слова могут доставить дискомфорт кому-либо еще".
"Если студенты, получив диплом, будут верить, что не могут ничему научиться у людей, которые им не нравятся или с которыми они не согласны, то мы окажем им огромную медвежью услугу".
"Когда идеи, ценности и речи другой стороны считаются не просто неверными, но и умышленно агрессивными по отношению к невинным жертвам, трудно представить, откуда возьмутся взаимоуважение, переговоры и компромиссы, благодаря которым политика превращается в игру с положительной суммой".